Лысаков рванулся с места, полный решимости раздавить ненавистного противника. У Дронго появилось то выражение лица, какое бывало у него в минуты наибольших потрясений – почти бесстрастная маска маньяка. Человека, лишенного чувств. Он поднял пистолет. Машина неслась прямо на него. И Дронго разрядил всю обойму в автомобиль. Не доехав до него нескольких метров, «девятка» резко свернула в сторону и, врезавшись в газетный киоск, загорелась.
Дронго опустил пистолет. Тяжело вздохнул, словно сбрасывая с себя вместе с маской невероятный груз.
– Потерпи, Андрей, все уже позади, – сказал он.
– Вы их застрелили?
– Нет, отправил в путешествие на тот свет. Добро должно быть с кулаками, так, кажется, гласит известная поговорка. Вот я и показал свои кулаки этим мерзавцам. Не двигайся. Ты можешь потерять много крови. Потерпи немного, Андрей, сейчас приедут врачи...
Он достал мобильный телефон и сел на асфальт рядом с раненым, не обращая внимания на ошеломленные взгляды прохожих. В нескольких метрах от него горела «девятка» с двумя напавшими на них людьми – запах жженой резины, человеческого мяса и пластмассы противно бил в ноздри.
День девятый
Они сидели вчетвером за длинным столом. Федосеев, мрачный и грозный. Потрясенный Любомудров, который, несмотря на свою многолетнюю адвокатскую практику, впервые в жизни попал в столь драматичную ситуацию. Эмоционально реагирующий на все Александр Михайлович и уже безучастный ко всему Дронго. Раненого Андрея отправили в больницу, врачи утверждали, что он будет жить.
– Нужно снимать нашу заявку, – в который раз предлагал Любомудров, – с прокуратурой я постараюсь договориться. Без пленки у них нет никаких доказательств, что убийство совершил Александр Михайлович.
– А если пленку покажут после аукциона? – спросил Дронго. – Неужели вы можете верить своим противникам, зная их методы борьбы? Они покажут пленку даже после того, как мы снимем свою заявку. И сделают это с еще большим удовольствием, чтобы окончательно добить таких конкурентов, как вы.
– Вы могли бы всего этого не говорить, – укоризненно сказал адвокат, выразительно показав глазами на несчастного президента компании. У того был вид смертельно больного человека.
– Нужно предполагать самое худшее, – Дронго вздохнул, – но у меня, кажется, появился план. Я думаю, не стоит снимать заявку.
– Что? – не поверил услышанному Александр Михайлович. – Вы спятили?!
– Не нужно снимать заявки, – не обратил внимания на его грубость Дронго. – Теперь я скажу, что мне нужно. Если пленку покажут по информационной программе одного канала, то через полчаса по информационной программе другого канала должны показать другую пленку.
– Какую – другую? – почти закричал Александр Михайлович. – Какую еще другую? Откуда возьмется другая? Вы хотите, чтобы меня посадили?
– Вы пригласили меня, чтобы я решал ваши проблемы, – холодно заметил Дронго, – поэтому разрешите мне решать их самому, без ваших криков. Завтра вечером репортаж из отеля с вашим участием покажут по их каналу. Через полчаса другой репортаж должен быть показан по другому каналу. Если все пройдет так, как я думаю, вы не только будете победителем, но и выиграете аукцион практически без борьбы.
Все молчали, не понимая, чего хочет этот странный человек.
– И самое главное, – добавил Дронго, – вы навсегда избавите себя от угрозы шантажа этой пленкой, которая завтра же вечером уже не будет стоить ломаного гроша.
– Это невозможно, – почти простонал Александр Михайлович, – если пленку покажут по телевизору, я конченый человек, развратник, убийца, растлитель. Меня разорвут на куски, посадят.
– Когда вы приглашаете врача, вы доверяете ему свою жизнь, – сказал Дронго, – доверьте мне свою судьбу. Если все пройдет нормально, завтра вечером вы станете победителем.
– Хорошо. Хорошо, – Александр Михайлович обхватил голову руками. – Объясните только, как вы все это сделаете? И что вам для этого нужно?
– Пленка с записью из ресторана «Русь», – начал перечислять Дронго, – ваш билет Москва–Париж, справка из аэропорта, когда именно вылетел ваш самолет в тот день, в день убийства. Хорошая профессиональная камера, превосходный оператор и ведущий другого канала, которому вы должны заплатить очень большую сумму, чтобы заинтересовать его. Хотя я думаю, что он будет и так заинтересован редким сенсационным материалом.
– Ильин тоже заинтересовался вашим материалом и оказался в больнице, – напомнил Александр Михайлович.
– А нападавшие – в морге, – парировал Дронго, – мне нужно, чтобы вы мне доверяли. Иначе я просто не смогу работать.
– Объясните наконец, что именно вы придумали? – раздраженно вопросил генерал.
И Дронго приступил к объяснению. У всех сидящих в кабинете постепенно вытягивались лица. Они не могли поверить в столь очевидные истины. Но он объяснял все настолько убедительно и настолько просто, что в конце концов все облегченно вздохнули.
– Господи, – произнес Викентий Алексеевич, – какой же вы умница.
И это была высшая похвала, которую Дронго услышал в этот день. Александр Михайлович, все еще хмурый, кивнул головой и вдруг почувствовал, как улыбка растягивает его рот до ушей. Он посмотрел на Федосеева.
– Здорово придумано, – кивнул генерал, – если все так получится...
– Должно получиться, – заметил Дронго, – единственный прокол может случиться с демонстрацией нашего репортажа по другому каналу. Если его перенесут или отменят, тогда будет сложно. Поэтому нам должны гарантировать, что демонстрацию второй пленки никто не отменит. Если понадобится, стоит заплатить деньги всей смене работающих – от ведущего до монтажера, только бы второй репортаж пошел в эфир точно за первым.
День десятый
Уже дважды по каналу телевидения объявляли, что ровно в двадцать один час будет показан криминальный сюжет – убийство молодой женщины, – в преступлении обвиняется известный бизнесмен, отрицающий свою вину. Все передачи были прерваны. Миллионы телезрителей с нетерпением ожидали девяти часов, чтобы увидеть сцену убийства.
Сначала в кадре появился популярный ведущий, специализирующийся на политических скандалах, который начал рассказ о деятельности бизнесмена, обвиняемого в страшном преступлении. Он так увлекся, что обвинил Александра Михайловича едва ли не во всех бедах, обрушившихся на страну, – от распада Советского Союза до локальных конфликтов в республиках СНГ. Выступавший нравился сам себе, он повышал голос, делал многозначительное лицо, хмурился, говорил загадочные фразы и обвинял... обвинял... обвинял...
– Когда он наконец заткнется, – не выдержал Александр Михайлович, – лучше бы сразу показал пленку.
Они сидели в гостиной роскошной дачи президента компании. Все самые близкие, кроме хозяина, – Федосеев, Любомудров, Дронго.
– Он думает, что это его звездный час, – заметил Дронго, – если бы он знал, чем кончится нынешний вечер, он был так не усердствовал.
– Мы сами не знаем, чем кончится этот вечер, – раздраженно заметил бизнесмен.
Любомудров приложил палец к губам. В таком положении с Александром Михайловичем лучше не разговаривать и тем более не спорить, это адвокат уже давно понял.
Ведущий продолжал сыпать обвинениями. Он упомянул и об аукционе, который должен состояться завтра утром. Но упомянул вскользь, лишь для того, чтобы подчеркнуть влияние компании Александра Михайловича на политическую и экономическую жизнь страны. Апофеозом его выступления стала пленка, демонстрация которой началась в пятнадцать минут десятого. Дронго, сидевший на диване, нахмурился, когда появились первые кадры. Александр Михайлович беспокойно заерзал в своем кресле. Даже Любомудров, сидевший на стуле, тяжело вздохнул. До этого Александр Михайлович слушал обвинения в свой адрес, сжав до белизны пальцы и чуть прикрыв глаза. Казалось, каждая фраза ранила его в сердце. Когда пошли любовные сцены, он застонал. Любомудров, видя состояние своего патрона, поднялся и, прихрамывая, отправился за стаканом воды и таблеткой валидола.